У появившегося на свет таким образом ребенка с самого детства закономерно формируется тревожное отношение к окружающему миру, который уже через родителей смог продемонстрировать ему отчужденность, равнодушие. В результате этого как доминантная характеристика личности формируется тревожный эгоцентризм (об этом частично писалось в аргументе 6 параграфе 1 главы II) – восприятие мира в узком диапазоне отрицательных и болезненных переживаний. При таком эгоцентризме одновременно формируется агрессивность как форма психологической защитной реакции. Что это так, видно из эксперимента Джонса Н.Б., убедительно доказавшего связь между отчужденностью родителей и детской агрессивностью. Джонс и его коллеги в лабораторных условиях наблюдали, как обращаются мамы со своими детьми в возрасте 15, 21 и 39 месяцев. Среди множества различных параметров измерялось время, через которое мать берет ребенка на руки, после того как он заплакал или протянул к ней руки; фиксировалось также агрессивное поведение, направленное на других (например, удары, укусы, толчки. стремление отобрать какой-либо предмет). Дети, к которым матери не торопились подходить, вели себя более агрессивно, чем те, чьи матери быстро реагировали на плач или приглашение к контакту.[174]

Это явление эмоциональной депривации (лат. – лишения) ребенка с самого раннего возраста закладывает основы девиантного поведения. При таком отношении у ребенка естественным образом возникает чувство беспокойства, незащищенности, неуверенности в себе, которое в психологии называют общим термином “тревожность личности”. Антонян Ю.М., уделявший много внимания исследованию этого явления, пишет: “У тревожных личностей угроза бытию, биологическому или социальному, способна преодолевать любые нравственные преграды и может толкнуть на совершение любых жестокостей… Современное воспитание является неэффективным и по той причине, что оно в частности, не дает возможности преодолеть страх смерти и тревожность в целом”[175].

Вообще страх перед окружающим миром и страх перед смертью – крайне важная психолого-философская проблема не только при отчужденном воспитании, но и стоящая перед каждым человеком вообще. Криминологию же эта тема затрагивает при изучении связи между совершением преступления и способом преодоления этого страха. А раннюю профилактику преступности несовершеннолетних при этом интересует сам механизм возникновения “деформированных”, искаженных путей преодоления страха и тревожности, влияющих впоследствии на вероятность появления девиантного поведения.

Следует отметить, что за самим страхом перед окружающим миром и смертью, лежит еще более глубокая проблема экзистенциональной раздвоенности человека, о которой писал, например, Эрих Фромм. В чем суть этой раздвоенности? Как говорит Фромм, человек, - это единственное живое существо, которое наделено не только предметным мышлением, но и разумом, то есть способностью направить свой рассудок на объективное понимание, на осознание сущности вещей самих по себе, а не только как средств удовлетворения каких-то потребностей и нужд. “Наделенный сознанием и самосознанием человек научается выделять себя из среды, понимает свою изолированность от природы и других людей. Это приводит затем к осознанию своего неведения, своей беспомощности в мире и, наконец, к пониманию конечности своего бытия, неизбежности смерти”[176]. Фромм пишет, что человек никогда не бывает способен от рефлексов, он живет в вечном раздвоении и не может освободиться ни от своего тела, ни от своей способности мыслить. “Человек – единственное живое существо, которое чувствует себя в природе неуютно, не в своей тарелке: ведь он чувствует себя изгнанным из рая. И это единственное живое существо, для которого собственное существование является проблемой…”, - заключает Эрих Фромм[177].

Решение этой проблемы раздвоенности своего существования в наиболее сложной и обостренной форме протекает у отчужденного ребенка, лишенного достаточной любви родителей. Самое главное, что у него не формируется такое важнейшее качество как диалогизм мышления – умение поставить себя на место собеседника, человека, находящегося рядом. Вместо этого - монологичность мышления, восприятие всего и вся через призму защитных механизмов психики. Откуда же возникает эта монологичность мышления? Как пишет Антонян Ю.М., с отчужденным ребенком родители, как правило, очень мало общаются (хотя бы просто разговаривают с ним), что на раннем этапе онтогенеза крайне необходимо[178]. А неразвитость общения с родителями приводит к неразвитости самой потребности в общении. Эта неразвитость уже потом сказывается негативно на отношении к учебе, которая также представляет собой форму общения с окружающим миром через призму систематизированных знаний. В отчужденном ребенке утверждаются примитивные, а не творческие мотивы жизнедеятельности, так как последние требуют диалогизма сознания, которого у него нет.

Как дальнейшее развитие такой монологичности сознания возникает то, что в психологии называют атрибуцией агрессивности – всякая спорная ситуация начинает восприниматься как атака, посягательство на личность. Такой ребенок не может адекватно видеть мир. Он видит угрозу там, где ее нет. И при такой атрибуции агрессивности окружающего мира в качестве естественной реакции формируется упреждающий стиль поведения подростка – всякий косой взгляд, неуважительное, непочтительное слово воспринимаются как оскорбления, за которые необходимо наказывать.

Поэтому становится неудивительным, что агрессивные эгоцентричные подростки, выросшие в отчужденной семейной обстановке, равнодушны к бедам других, равнодушны к несправедливости (они сами в ней выросли – для них это норма), невосприимчивы к критике, испытывают проблемы в общении, безинициативны, не участвуют в общественных делах[179]. На их сознании действительно лежит как бы некоторая печать – они закрыты для нравственного духовного слышания, делания. Из всего перечисленного выше таким эгоцентрическим подросткам крайне трудно формировать позитивное правосознание, потому что одним из его важнейших элементов, как указывает Ильин И.А., является чувство социальной целостности, включенности в социум[180], что является необходимым для добровольного принятия и подчинения себя его правовым и иным социальным нормам. У эгоцентричного подростка мало предпосылок для осознания целостности и включенности в социум из-за неразвитости диалогизма сознания.

Однако при этом неправильно было бы предполагать, что такой подросток совсем не включается в социум – реализация естественной потребности в общении (пусть даже в ограниченной, урезанной форме) происходит через включение в референтную группу таких же эгоцентричных подростков, у которых первый корень этого слова меняется с “эго” на “группо”, - появляется “группоцентризм”. Как уже хорошо исследовано в литературе[181], сами неформальные объединения подростков строятся по семейному принципу и являются естественной формой компенсации той отчужденности и нелюбви, которые существуют в их настоящих семьях и связаны, прежде всего, с фактическим или социальным отсутствием отцов в их жизни (подробнее о криминологическом аспекте проблемы “отцовства” чуть ниже).