Рассуждая по аналогии с Гундаровым, что одним из современных направлений исследований связи психических и демографических явлений является “психодемография”[137], можно также говорить о том, что направлением изучающим связь преступности с нравственно-эмоциональными процессами в обществе может стать “психокриминология” (ведь псюхе по-гречески означает душа) или “криминология духовности”. И в этом отношении криминологически благополучным может считаться поведение несовершеннолетних, соответствующее общечеловеческим нормам, народной мудрости, почерпнутой из религиозных заповедей. Формирование такого поведения – одна из целей концепции РППН.

Раскрывая содержание этого принципа, необходимо также заострить внимание на том, что духовность – это не нечто чуждое, искусственное, а напротив - присущее человеку. Многовековой опыт человечества на разных языках, в многообразных символах религий, в философских системах, бессмертных произведениях искусства утверждает духовность человека как реально существующую силу. По сути одним из основных проявлений духовности в человеке можно назвать голос совести. Современный психолог Флоренская Т.А., проводившая со своим коллегой Макеевой М. исследование о представлениях у шести- и семиклассниках о совести, приводит такие характеристики совести из письменных работ ребят: “Совесть – это второе Я человека, обязательное у всех. И обязательно это Я должно быть идеально правильным, верным, оно должно подсказать человеку, что как, когда надо делать. Это Я должно думать о всех окружающих”; “Совесть – это что-то чистое, что есть в душе каждого человека, оно не должно быть подлым, это самоконтроль человека. И обязательно лучший”; “Совесть – когда делаешь одно, а “внутренний голос” говорит, что надо бы сделать другое. И начинаешь мучиться: как надо бы сделать – так или этак? Как было лучше?”. Еще подростки называют совесть “внутренним судьей”[138]. Анализируя эти высказывания ребят, Флоренская пишет, что открытия “правильного”, “идеального”, “лучшего” Я совершают подростки, критически и неприязненно относящиеся к моральным требованиям взрослых, склонные к своей “автономной” подростковой морали. И это, по мнению Флоренской, служит аргументом против распространенного в психологии и педагогике мнения о совести как результате усвоенных моральных норм и требований взрослых: “Требования совести произрастают изнутри, моральные требования идут извне. Они могут совпасть, а могут и разойтись. Моральные требования не универсальны, они меняются в зависимости от времени, культуры… В голосе совести звучит нравственный закон души человека”[139]. Требования совести – это и есть категорический императив И. Канта, априорность которого подтверждается хотя бы тем, что никакой опыт не может дать обоснования для моральной обязательности действий. “Нравственный долг представляет собою идею, непосредственно данную нашему сознанию и не разложимую ни на какие дальнейшие элементы. Из опыта, относящегося к области существующего, мы ее не выведем”, - пишет П.И. Новгородцев при рассмотрении философии И. Канта[140].

Совесть, составляющая фундамент духовности в человеке может быть названа, как пишет Флоренская Т.А., “духовным Я”[141] в человеке. Духовное Я имеет близкое отношение к сверх-Я З. Фрейда, но отличается, прежде всего, тем, что духовное Я происходит из глубин человеческой души, а сверх-Я является лишь аккумулированным психикой продуктом контролирующего воздействия общества и влияния культуры[142].

Таким образом можно было бы говорить, что духовное Я является своеобразным субъектом, механизмом духовности, а идеалы, ценности – ее субстанциональным содержанием. Особенностью духовности является то, что присущая человеку с рождения и действующая активно в детстве, она без должного развития и поддержания угасает и заглушается другими стремлениями, начинающими более активно действовать в подростке с моментом его взросления, многократно усиливающимися при негативном влиянии микро- и макросреды.

II.4. Принцип преемственности в ранней профилактике преступности несовершеннолетних.

Дополнительно формулирующим содержание принципа приоритета духовности в РППН является положение о необходимости учета при выработке положений ранней профилактике национальных традиций (принцип преемственности). Сама постановка такого дополнительного принципа связана с тем, что процесс глобализации еще не стер все различия между народами и культурами мира, а десятилетняя либерализация России пока не смогла преодолеть многовековую традицию развития ее народов. Вместо отрицания традиций сегодня получает распространение другая точка зрения о том, что их надо не разрушать, а наоборот как-то сохранять и возрождать. Такое изменение отношения к традициям связано с произошедшим осознанием, что сама безопасность России (военная, экономическая, демографическая, информационная и др.) связана непосредственным образом с сохранением ее позитивных национальных и культурных традиций. В самой преамбуле Конвенции о правах ребенка ООН присутствует положение о важности учета “традиций и культурных ценностей каждого народа для защиты и гармоничного развития ребенка”, а в Национальной доктрине образования в Российской Федерации указано, что система образования призвана обеспечить “историческую преемственность поколений, сохранение, распространение и развитие национальной культуры, воспитание бережного отношения к историческому и культурному наследию народов России…”.

Ранняя профилактика преступности несовершеннолетних, является составной частью воспитания и образования подрастающего поколения, которые национальны по содержанию и характеру. Ведь само образование является “историко-культурным феноменом, процессом, результатом и условием развития духовных начал и конкретного народа, и каждого человека”[143]. Поэтому, и задачей реализации принципа приоритета духовности и в РППН, и в образовании в целом не может быть воспитание духовности “американской”, “западноевропейской”, потому что без существования преемственности вообще не может быть никакого развития. Если же говорить конкретно про “историчность” духовности, например, русского народа и близко связанных с ним других народов, то можно сослаться на слова Зеньковского В.В., который характерными чертами духовной жизни русского человека считал:

1. Глубокую искренность, тесную связь доброго расположения сердца и поступков.

2. Разумность всех жизненных проявлений, презрение к неразумным, животным проявлениям низшей части естества.

3. Жизненную установку на самопожертвование, на служение общим целям (то, что называют духом общности), как служение Богу, Отечеству и ближним.

4. Эстетическое отношение к миру, стремление к красоте и гармонии во всем[144].

Трудно не согласиться с тем, что указанные Зеньковским В.В. черты духовной жизни русского человека являются в высшей степени антикриминогенными, и пусть они в исторической действительности и не встречаются повсеместно, но сами собой они представляют доминанту культурного развития и ориентир, к которому необходимо было стремиться. Произошедшая же либерализация общества через призму устанавливающихся рыночных отношений подвергла сомнению многие из этих характерных черт. И в действительности, рынок “сверхприбылей”, рынок “одного дня”, рынок “buying and selling”, рынок идеологии “деньги не пахнут” непременно постарается низложить национально-культурные препятствия, мешающие извлечению прибыли. Но рынок стабильный, способный видеть перспективу, а не только сиюминутный момент, старающийся получить “национальную прописку” (как бы это странно не звучало), по-другому отнесется к национальному прошлому. Почему? Потому что экономические отношения являются не самодовлеющим социальным явлением, а, прежде всего, совокупностью людей, вступающих между собой в отношения по экономическому обмену или сотрудничеству. И экономике, как и всякой другой социальной системе тоже не чужды этические принципы, которые помимо того, что они общечеловечны, также и национальны по содержанию.