Однако в Генеральный штаб он попал не сразу, хотя имел на то полное право. Этот факт сыграл настолько важную роль в жизни Деникина, что следует на нем остановиться.

В академии, к моменту ее окончания Деникиным, произошла большая перемена. Начальник академии, генерал Леер, известный не только в русских, но и в европейских военных кругах как выдаю­щийся лектор в области стратегии и философии войны, был смещен. На его место был назначен генерал Сухотин, человек, по-видимому, сумбурный, властный и грубый, но бывший другом военного министра. Он открыто критиковал своего предшественника, его методы, систе­му обучения и сразу же начал их ломать.

Достаточно сказать, что список офицеров, назначенных r Гене­ральный штаб, перед самым их выпуском из академии менялся Сухо­тиным совершенно произвольно четыре раза. В два первых списка имя Деникина было включено, но в два последних не попало.

Это было нарушением всех правил. Вскоре выяснилось, что, ми­нуя конференцию академии и непосредственное начальство, а также пользуясь своей близостью к военному министру Куропаткину, Сухо­тин отвозил ему доклады об «академических реформах» и привозил их обратно с надписью: «Согласен».

Примириться с подобным произволом Деникин не мог. Годы ли­шений, упорного труда, приобретенные знания, широкий кругозор, надежды на будущее — все это сразу сводилось на нет властной во­лей одного человека. И он прибег к единственному законному способу, предусмотренному дисциплинарным уставом, — к жалобе.

«Так как нарушение закона и наших прав,—писал он впослед­ствии, — совершено было по резолюции военного министра, то жало­бу надлежало подать на него — его прямому начальству, то есть Го­сударю Императору . Я написал жалобу на Высочайшее имя .» (41, С.144).

В военном быту, проникнутом насквозь идеей подчинения, такое восхождение к самому верху иерархической лестницы являлось фак­том небывалым.

Деникин предложил своим товарищам по несчастью последовать его примеру, но они не решились.

В бюрократическом Петербурге сей эпизод быстро превратился в большое событие. О нем говорили, его обсуждали, делали догадки, чем «этот скандал» кончится. Казалось невероятным, что молодой человек, Бог знает откуда взявшийся, без имени, без связей, без про­текции, посмел вдруг ополчиться против всесильной бюрократии. Штабс-капитан — против военного министра! Педагогический персо­нал и все товарищи Деникина по академии были на его стороне. Про­изошла большая несправедливость, и они всячески старались проя­вить к нему внимание и сочувствие. Начальник же академии, генерал Сухотин, хотел придать жалобе Деникина характер «крамолы». Военный министр приказал собрать академическую конференцию, обсуждения этого вопроса. Конференция вынесла решение: деист начальника академии незаконны. Но решение положили под сук Военное начальство всеми способами пыталось замять дело, но так чтобы не осрамиться, чтобы не попасть в глупое положение. В результате Деникина и трех других неудачников вызвали в академию «поздравили» с вакансиями в Генеральный штаб. Однако Деникин сообщили, что он будет причислен к Генеральному штабу лишь том случае, если возьмет обратно свою жалобу, заменив ее заявлением, что, мол, хоть прав он никаких на то не имеет, «но, принимая внимание, потраченные годы и понесенные труды, просит начальниковской милости .».

Однако академическое начальство не учло психологии Деникин Он возмутился и вспылил: «Я милости не прошу. Добиваюсь толы того, что мне принадлежит по праву».

Так впервые открыто проявились две черты деникинского характера: гражданское мужество и твердость.

Но слишком много впутано было в эту историю бюрократического самолюбия. Деникина не причислили к Генеральному штабу за характер!

Через некоторое время пришел ответ из «Канцелярии прошения на Высочайшее имя подаваемых». Жалобу Деникина решено был оставить без последствий.

Таким образом, поднятый шум пошел впрок лишь трем его товарищам, жалобы не подавшим, сам же Деникин остался в проигрыше.

Любопытное наблюдение по этому поводу записал один из близких к Деникину людей:

«Обиду несправедливостью молодой капитан Деникин переживал очень болезненно. По-видимому, след этого чувства сохранился до конца дней и у старого генерала Деникина. И обиду с лиц, непосред­ственно виновных, перенес он — много резче, чем это следовало, Но режим, на общий строй до самой высочайшей, возглавляющей его вершины».

Так или иначе, все происшедшее оставило в душе Деникина горь­кий осадок и «разочарование в правде монаршей». «Каким непрохо­димым чертополохом,—думал он, — поросли пути к правде!» Это его собственные слова.

Итак, делать было нечего: все надежды рухнули. Весной 1900 года Антон Иванович вернулся в свою артиллерийскую бригаду в го­род Бела. Там снова начались томительные будни.

Два года спустя, когда страсти улеглись, написал он из своей про­винции личное письмо военному министру генералу Куропаткину и спокойно изложил ему «всю правду о том, что было».

Куропаткин, прежде смотревший на эту историю лишь глазами генерала Сухотина, на этот раз сам проверил все факты и убедился в своей неправоте. К чести Куропаткина, во время ближайшей ауди­енции у государя он «выразил сожаление, что поступил несправедливо, и испросил повеления» на причисление Деникина к Генераль­ному штабу.

Пять лет (в общей сложности), проведенных Деникиным в горо­де Бела, не прошли для него бесследно. В свободное время он начал писать. Его рассказы из военного быта и статьи военно-политическо­го содержания печатались в течение ряда лет, вплоть до первой ми­ровой войны, в журнале «Разведчик» и одно время, до 1904 года, в «Варшавском дневнике». Псевдоним он взял себе «И. Ночин». В своих «Армейских заметках» Деникин умудрялся, несмотря на дисципли­нарные требования, хлестко обрисовывать отрицательные стороны ар­мейского быта и отсталость командного состава. Это было началом его литературной деятельности.

Там же, в Беле, жил некий Василий Иванович Чиж. Недавно еще сам офицер-артиллерист, он был местным податным инспектором. С ним и его женой Антон Иванович подружился. В год производства Деникина в офицеры у супругов Чиж родилась дочь Ася. Три года спустя Антон Иванович подарил ей на Рождество куклу, у которой открывались и закрывались глаза. Девочка запомнила этот подарок, на всю жизнь.

В январе 1918 года в Новочеркасске, перед уходом Добровольческой армии в свой знаменитый первый поход, она стала женой генерала Деникина.

Потеряв после окончания академии два года, Деникин летом 1902 года был, наконец, переведен в Генеральный штаб. Служба его проходила сперва в штабе 2-й пехотной дивизии в Брест-Литовске;

Затем для ценза командовал он в Варшаве ротой 183-го пехотного Пултусского полка; а потом, осенью 1903 года получил опять назначение в Варшаву, в штаб 2-го кавалерийского корпуса на должность офицера Генерального штаба. Здесь в чине капитана и застала его русско-японская война.

Непродуманная и легкомысленная русская политика на Дальнем Востоке столкнулась в начале нынешнего века с захватническими ус­тремлениями Японии, где уже тогда зарождались грандиозные планы доминирования на азиатском континенте. Подготовившись сама к войне, Япония знала, что Россия не сможет отразить вооруженное вторжение здесь, на Востоке, за тысячи километров от центра. Без объявления войны Япония внезапно, в ночь на 27 января (ст. ст.) 1904 года, напала на русскую эскадру в Порт-Артуре и вывела из строя два русских броненосца «Ретвизан» и «Цесаревич» и крейсер «Палладу». Этот пиратский налет сразу дал японцам превосходство на море и возможность беспрепятственно перевозить войска на ма­терик.