21 октября 1994 года было подписано рамочное соглашение между КНДР и США по урегулированию северокорейской ядерной проблемы, предусматривавшее замораживание всей ядерной деятельности Пхеньяна и поставки мазута в КНДР на время строительства там АЭС с ЛВР, на завершающей стадии которого КНДР должна возобновить полное выполнение своих обязательств по соглашению о гарантиях с МАГАТЭ.

В марте 1995 года представителями Республики Корея, США и Японии в развитие Рамочного соглашения было подписано соглашение о создании международного консорциума «Организация энергетического развития Корейского полуострова» (КЕДО) для строительства в КНДР АЭС. Затем к деятельности консорциума присоединился ЕС.

1.2 Позиция России

С самого возникновения северокорейской ядерной проблемы Россия стремилась играть конструктивную роль, не допустить доведения ситуации до «критической точки». Москва однозначно и последовательно выступала за полноценное участие КНДР в ДНЯО, против ее «особого статуса» в договоре. МИД РФ 12 июня 1993 г. выразил глубокую озабоченность в связи с заявлением КНДР о выходе из ДНЯО, подчеркнув, что Россия «не может быть безучастной к любому шагу, который ведет к подрыву международного режима ядерного нераспространения»[20].

Периодические срывы в американо-северо-корейских контактах, обострение ситуации «заставили» Россию предпринять самостоятельные шаги в деле урегулирования ядерной проблемы КНДР. 24 марта 1994 г. МИД РФ выступил с заявлением, в котором предлагалось провести международную конференцию по безопасности и безъядерному статусу Корейского полуострова с участием России, США, Китая, Японии, КНДР, РК, а также представителей генерального секретаря ООН и генерального директора МАГАТЭ. Цель форума – попытаться найти комплексное решение проблемы ядерного нераспространения в Корее и устранить преграды на пути его воплощения в жизнь. Такое комплексное решение могло бы включать осуществление следующих мер:

– содействие денуаклеризации Корейского полуострова;

– гарантии невмешательства во внутренние дела обоих корейских государств и их суверенитет;

– осуществление мер доверия в военной области на полуострове;

– замена соглашения о перемирии 1953 г. мирным договором;

– нормализация двусторонних отношений между государствами – участниками конференции (КНДР – США, КНДР – Япония)[21].

По мнению российской стороны, реализация предложенных к рассмотрению на многостороннем форуме мер позволила бы укрепить режим ядерного нераспространения на полуострове, предотвратить сползание к конфронтации.

Нельзя не признать, что российская инициатива сыграла свою позитивную роль. Наряду с усилиями СБ ООН, МАГАТЭ наша идея о международной конференции способствовала спаду напряженности вокруг ядерного вопроса в КНДР, стимулировала возобновление северо-корейско-американского диалога, который завершился женевскими договоренностями.

Россия рассматривает рамочное соглашение между США и КНДР как шаг, ведущий к безъядерному статусу Корейского полуострова, полноценному участию Северной Кореи в ДНЯО и выполнению ею соглашения о гарантиях МАГАТЭ. Вместе с тем нельзя не видеть, что этот документ носит компромиссный характер, и в этом его недостаток.

В мае 1992 года началась инспекционная деятельность МАГАТЭ в КНДР. Реакцией на настойчивые требования допустить специнспекции двух объектов, которые не были заявлены Пхеньяном как ядерные, а являлись, по его утверждению, военными, стало заявление правительства КНДР от 12 марта 1993 года о выходе из ДНЯО.

В ответ Россия полностью приостановила сотрудничество с КНДР в ядерной области, в т.ч. строительство АЭС с легководными реакторами (ЛВР) в районе Синпхо, и активизировала продвижение своей инициативы о проведении международной конференции по безопасности и безъядерному статусу Корейского полуострова для нахождения в комплексе взаимоприемлемых развязок узла корейских проблем. Резолюция СБ ООН от 11 мая 1993 года с призывом к Пхеньяну вернуться в ДНЯО и продолжить сотрудничество с МАГАТЭ была расценена Северной Кореей как вмешательство в ее внутренние дела и посягательство на суверенитет страны.

Сразу после заключения соглашения от 21 октября 1994 года Россия выразила свое позитивное отношение к нему и готовность содействовать в урегулировании северокорейской ядерной проблемы. Российские дипломаты утверждали, что особое внимание привлекает идея создания широкого международного консорциума. Было ясно дано понять, что Москва рассчитывает получить контракт на поставку в КНДР новых легководных реакторов и других технологий и оборудования. Особое внимание обращалось на то, что именно российской стороной были выполнены работы по выбору и первоначальной подготовке площадок, на которых должны быть построены новые АЭС[22].

Однако такое благожелательное отношение существенно изменилось после того, как выяснилось, что работы будут выполняться южнокорейской стороной, а участие в КЕДО предполагает, что страна-участник должна сама финансировать работы, которые ее фирмы выполняют в рамках того проекта. Как только выяснилось, что Россия не получит сколько-нибудь выгодных и крупных контрактов, заместитель министра иностранных дел Российской Федерации А. Панов заявил: «Мы пока не входим (в КЕДО), поскольку нам не ясно, что мы там будем делать»[23].

Особенно жесткими были заявления руководителей российского Министерства по атомной энергии. Так, весной 1996 года министр В. Михайлов заявил: «В Северной Корее представители МАГАТЭ нашли четыре грамма плутония, и то не оружейного. В результате за четыре грамма плутония будут платить корейцам 4 миллиарда долларов…. То есть строить АЭС. Любопытно, что на той же площадке, которую в свое время выбрала Россия. Нам же Северная Корея осталась должна 10 миллионов долларов…. Россия слишком много вложила, чтобы подготовить колоссальную атомную индустрию в Северной Корее, подготовила специалистов, выбрала несколько площадок для строительства атомных станций…. Я надеюсь, что все-таки россиян пригласят в КЕДО, пусть на уровне зампредседателя…с тем, чтобы совместно решить, какие объемы работ может выполнить Россия, какие – другие страны»[24].

Это высказывание примечательно в нескольких отношениях. Во-первых, видный российский руководитель открыто признал, что «колоссальная атомная индустрия» КНДР – прежде всего военной направленности – создавалась со значительной помощью бывшего СССР. Во-вторых, фактически неверно упоминание о том, что плутоний не может использоваться для целей оружия. Дело в том, что получаемый обычно в реакторах плутоний имеет примерно шестидесятипроцентное обогащение по делящемуся изотопу 239. Действительно, во взрывных устройствах используется плутоний, обогащенный по изотопу 239 до девяноста процентов. Однако проведенные в начале 90-х годов эксперименты подтвердили, что взрывное устройство, хотя и менее эффективное, можно изготовить и из 60-процентного плутония. В-третьих, наконец, непонятно, почему Россия рассчитывала на занятие руководящего поста в КЕДО.