Наше правосознание включает в себя, прежде всего, знание писаного закона как высшей нормы права; причем, как правило, не смысловое, а буквальное. Сознание же права как естественной свободы, основанной на проистекающей из нее же законности, по преимуществу отсутствует вообще. Такая притупленность нашего правосознания - следствие утверждения в Казахстане за послед­ний век различного рода порядков, никак не напоминающих собой правопорядок. В этом отношении правильно будет привести мнение Герцена о том, что «правовая необеспеченность, искони тяготевшая над народом, была для него своего рода школой. Вопиющая несправедливость одной половины его законов научила его ненавидеть и другую; он подчиняется им как силе. Полное неравенство перед судом убило в нем всякое-уважение к законности. Русский, какого бы звания он ни был, обходит или нарушает закон всюду, где это можно сделать безнаказанно; и совершенно также поступает правительство»[53].

Но наше правосознание есть не только следствие, но и причина отсутствия в современном Казахстане какого бы то ни было правопорядка. Поэтому величайшая ошибка в ходе правовой реформы заменять внедрение свободного правосознания механическим реформированием судебных и правоохранительных органов. Необходимо изменять, прежде всего, нe механизм деятельности правоохрания и правосудия, а концептуальные основы их отправления.

Дело в том, что свободное правосознание народа и органов его суда играет решающую роль в реализации такого идеала политического устройства как правовое государство.

Это вo-первых внутренняя свобода политического состояния граждан действительно является причиной всех остальных свобод, но только в том случае, если "в массе населения постоянно живо сознание свободы, если оно всегда направлено на все реалии этой свободы и люди заботятся о том, чтобы ее сохранить"[54].

Во-вторых, свободное правосознание, содержа в себе концепцию естественного права, позволяет правосудию совершаться практически всегда, поскольку суд отправляет его не только путем ссылки на нормы права, но и путем их отыскивания в среде - сложившегося общественного правосознания или путем основания правила, которое, как гласит, к примеру, швейцарский гражданский кодекс от 1907 г., "он установил был, если бы был законодателем"[55].

При этом такое, пусть не представительное, правотворчество судьи является действительно авторитетным, а не произвольным, так как опирается на то, что стороны спора, вынося спорные вопросы на решение суда, доказывают свое право на основе объективной нормы, права, даже если ее точного описания нет в законодательстве. Таким образом, свободное правосознание народа и его судебных органов живо и активно питают друг друга.

Вот почему правовые реформы в Казахстане должны, прежде всего, предполагать исследование, разработку и внедрение в сознание гражданского населения и органов государства именно свободного правосознания. Свободного, к примеру, от произвола государственного законодательства.

Наше так называемое правосознание еще может понять принцип законности, который предполагает главенство закона над го­сударством, его создавшим, и последовательное проведение его в жизнь без всяких целесообразных исключений.

Но принцип правозаконности просто не вписывается в рамки нашего восприятия, поскольку устанавливает соответствие зако­нодательства праву. Ни наше правосознание, ни наше государство не могут помыслить себе право иначе, чем свод законов, порож­дающих право как таковое; не могут представить себе право в качестве высшей справедливости. Более того, некоторые юристы даже кичатся тем, что они разделяют справедливость и право. Мол, справедливость это то абстрактное, чем нельзя руководс­твоваться в правоотношениях, а право - это вполне конкретные законы, которые можно и нужно использовать в отравлении правосудия. Более того, слова "справедливость" мы не находим в некоторых юридических словарях даже просто в качестве синонима правосудия. Видимо, наша юридическая наука оставила это слово на откуп философским и этическим словарям. Так или иначе у нас мало кто решающим образом отождествляет справедливость и правосудие и мало кто может представить себе право как совершенство правосудия, как его идеал, которому законы государства должны соответствовать, даже учитывая реалии конкретно-исторических условий. Одним словом, простой принцип того, что законы сами должны быть справедливыми прежде, чем они будут справедливо применяться, никак не соответствует нашему менталитету.

Между тем, для нас понимание правозаконности намного труднее и важнее понимания законности, так как правозаконность подчеркивает жизненную необходимость абстрактного характера законодательства. Ведь сейчас такие слова как "абстрактный" и "теоретик" повсеместно стали ругательными в противоположность словам "конкретный" и "практик".

Абстрактность законов важна как в экономическом, так и в юридическом смысле. Это хорошо показал Хайек в своей книге "Дорога к рабству"[56]

Действительно формальным правило может быть только в абстрактной формулировке, которая сообщает людям заранее, какие действия предпримут власти в ситуации определенного типа, и не содержит конкретных указаний на место, время, лицо и т.д. Она лишь, описывает обстоятельства, в которых может оказаться каждый и найти их полезными с точки зрения своих целей. Такое различие между формальным правилом (то есть юстицией) и конкретным установлением "по существу дела" подобно разнице между Дорожным правилом и приказом, куда и как ехать. Отсутствие правозаконности нарушает у людей непрерывность ожиданий. А между тем именно на основе ее ими принимаются сколько-нибудь значимые экономические решения. Знание того, что при таких-то условиях государство будет действовать так-то, необходимо всякому, кто строит какие-то планы; если же государство стремится направлять действия индивидов, предусматривая их конечные результаты, то его законы обретают характер конкретных указаний и, следовательно, являются непредсказуемыми. Чем больше государство планирует, тем труднее планировать индивиду и тем быстрее экономика летит в пропасть. И наоборот, правозаконность является безотказным механизмом экономического роста нации: поскольку законы государства прогнозируемы, и сформулированы безотносительно к каким-либо непредсказуемым обстоятельствам, постольку их могут применять совершенно разные люди для совершенно различных целей, умножая общественное благосостояние. И то, что мы действительно не знаем каким будет результат применения таких правовых законов, заставляет нас формулировать их так, чтобы они были как можно более универсальными, как можно более полезными и выгодными для всех, не включая "абстрактного общества" д.е. для всей совокупности индивидуальных воль, и не были бы отражением советского "баланса между интересами "общества" и личности".

Не менее важным для свободного правосознания представляются моральные доводы в пользу правозаконности. Если государс­тво действительно предвидит последствия своих действий, это значит, что оно лишает права выбора тех, на кого эти действия направлены. Подлинные законы должны создаваться так, чтобы они могли работать в неизвестных заранее обстоятельствах. А значит, результаты их действия нельзя было знать наперед. В этом и только в этом смысле законодатель должен быть беспристрастным, не иметь ответов на вопросы, для решения которых надо подбрасывать монету.