2. “Военный коммунизм”

Национализация и мобилизация экономики

После трех с половиной лет войны и восьми месяцев революции эко­номика страны находилась в руинах. Из-под контроля больше­виков отошли наиболее богатые районы: Украина, Прибалтика, Поволжье, Западная Сибирь. Экономические связи между го­родом и деревней уже давно были прерваны. Забастовки и ло­кауты предпринимателей довершили разложение экономики, порожденное войной. Окончательно отказавшись от опыта ра­бочего самоуправления, обреченного на провал в условиях эко­номической катастрофы, большевики предприняли ряд чрезвы­чайных мер. Они продемонстрировали авторитарный, централистский государственный подход к экономике. В советской истории совокупность этих мер получила название «военного коммунизма». В октябре 1921 г. Ленин писал: «В начале 1918 . мы сделали ту ошибку, что решили произвести непосредствен­ный переход к коммунистическому производству и распределе­нию». Тот «коммунизм», который, по Марксу, должен был быстро привести к исчезновению государства, наоборот, удивитель­ным образом гипертрофировал государственный контроль над всеми сферами экономики. После национализации торгового флота (23 января) и внешней торговли (22 апреля) правительство 28 июня 1918 г. приступило к общей национализации всех предприятий с капиталом свыше 500 тыс. рублей. Сразу после создания в декабре 1917 г. ВСНХ он занялся национализацией, но сначала экспроприации проходили беспорядочно, по ини­циативе на местах и чаще всего как репрессивная мера против предпринимателей, пытавшихся сопротивляться злоупотребле­ниям рабочего контроля. Декрет от 28 июня был неподготов­ленной и конъюнктурной мерой, его приняли в спешке, чтобы уйти от выполнения одного из пунктов брест-литовского договора, гласящего, что начиная с 1 июля 1918 г. любое предпри­ятие, изъятое у подданных Германии, будет возвращено им в том случае, если это имущество не было уже экспроприировано государством или местными властями. Такая уловка с национа­лизацией (»идущая по заранее разработанному плану», как бы­ло телеграфировано советскому послу в Берлине, чтобы при­дать декрету больше убедительности в глазах немцев) позволила советскому правительству заменить передачу сотен заводов «справедливой компенсацией». К 1 октября 1919 г. было наци­онализировано 2500 предприятий. В ноябре 1920 г. вышел де­крет, распространивший национализацию на все «предприятия с числом рабочих более десяти или более пяти, но использую­щих механический двигатель», которых оказалось около 37 тыс. Из них 30 тыс. не фигурировали в основных списках ВСНХ. Подобно декрету от 28 июня 1918 г. о национализации, по­становление от 13 мая 1918 г., дающее широкие полномочия Народному комиссариату по продовольствию (Наркомпрод), обычно считается актом, с которого началась политика «воен­ного коммунизма». В нем государство провозгласило себя глав­ным распределителем, еще до того, как стало главным произво­дителем. В экономике, где распределительные связи были по­дорваны как на уровне средств производства (резкое ухудшение состояния транспорта, особенно железнодорожного), так и на уровне причинно-следственных отношений (отсутствие про­мышленных товаров не побуждало крестьян сбывать свою про­дукцию), жизненно важной проблемой стало обеспечение по­ставок и распределение продуктов, в особенности зерна. Перед большевиками встала дилемма: восстановить подобие рынка в условиях разваливающейся экономики или прибегнуть к принудительным мерам. Они выбрали второе, так как были увере­ны, что усиление классовой борьбы в деревне решит проблему снабжения продовольствием города и армии. 11 июня 1918 г. были созданы комитеты крестьянской бедноты (комбеды), ко­торые в период разрыва между большевиками и левыми эсера­ми (еще контролировавшими значительное число сельских Со­ветов) должны были стать «второй властью» и изъять излишки сельскохозяйственной продукции у зажиточных крестьян. В це­лях «стимулирования» бедных крестьян (определяемых как «крестьяне, не использующие наемную рабочую силу и не име­ющие излишков») предполагалось, что часть изымаемых про­дуктов будет поступать членам этих комитетов. Их действия должны были поддерживаться частями «продовольственной ар­мии» (продармия), состоящими из рабочих и большевиков-ак­тивистов. В конце июля 1918 г. в продармии было 12 тыс. че­ловек (затем их число увеличилось до 80 тыс.). Из них добрую половину составляли рабочие стоявших петроградских заводов, которых «заманили» оплатой натурой пропорционально коли­честву конфискованных продуктов. После роспуска этих отря­дов в конце гражданской войны многие из участников этой кампании попали в административный и партийный аппараты, и мало кто из них вернулся на заводы. Создание комбедов свидетельствовало о полном незнании большевиками крестьянской психологии. Они представляли, согласно примитивной марксистской схеме, что крестьяне бы­ли разделены на антагонистические классы кулаков, середня­ков, бедняков и батраков. На самом деле крестьянство прежде всего было едино в противостоянии городу как внешнему миру. Когда пришло время сдавать «излишки», в полной мере про­явились общинный и уравнительный рефлексы деревенского схода: вместо того чтобы возложить груз поборов только на за­житочных крестьян, его распределяли более или менее равно­мерно, в зависимости от возможностей каждого. От этого по­страдала масса середняков. Возникло общее недовольство: во многих районах вспыхнули бунты; на «продовольственные от­ряды» устраивались засады — надвигалась настоящая партизан­ская война. 16 августа 1918 г. Ленин отправил телеграмму всем местным властям, где призывал их «прекратить преследовать середняка». Кампания по продразверстке летом 1918 г. закон­чилась неудачей: было собрано всего 13 млн. пудов зерна вме­сто 144 млн., как было запланировано. Тем не менее это не помешало властям продолжить полити­ку продразверстки до весны 1921 г. Декретом от 21 ноября 1918 г. устанавливалась монополия государства на внутреннюю торгов­лю. Уже с начала года многие магазины были «муниципализи­рованы» местными властями, часто по просьбе граждан, раз­драженных до предела недостатком продуктов и ростом цен, причина которых виделась им в действиях «спекулянтов» и «пе­рекупщиков». В ноябре 1918 г. комитеты бедноты были распу­щены и поглощены вновь избранными сельскими Советами. Власти обвинили комбеды в малоэффективности и нагнетании «напряженности» в крестьянской среде, в то время как новый режим нуждался в установлении modus vivendi со всем кресть­янством, поскольку оно поставляло большую часть солдат для Красной Армии. С 1 января 1919 г. беспорядочные поиски излишков были заменены централизованной и плановой системой продразвер­стки. Каждые область, уезд, волость, каждая крестьянская об­щина должны были сдать государству заранее установленное количество зерна и других продуктов, в зависимости от предпо­лагаемого урожая (определяемого весьма приблизительно, по данным предвоенных лет, так как только за эти годы имелась более или менее правдоподобная статистика). Кроме зерна, сдавались картофель, мед, яйца, масло, масличные культуры, мясо, сметана, молоко. Каждая крестьянская община отвечала за свои поставки. И только когда вся деревня их выполняла, власти выдавали квитанции, дающие право на приобретение промышленных товаров, причем в количестве намного мень­шем, чем требовалось (в конце 1920 г. нужда в промышленных товарах удовлетворялась на 15—20%). Ассортимент ограничивался немногими товарами первой необходимости: ткани, са­хар, соль, спички, табак, стекло, керосин, изредка инструмен­ты. Особенно ощущался недостаток сельскохозяйственного ин­вентаря. Что касается оплаты продразверстки девальвирован­ными деньгами (к 1 октября 1920 г. рубль потерял 95% своей стоимости по отношению к золотому рублю), то это, естествен­но, крестьян не удовлетворяло. На продразверстку и дефицит товаров крестьяне отреагировали сокращением посевных пло­щадей (на 35—60% в зависимости от района) и возвращением к натуральному хозяйству. Государство поощряло создание бедняками коллективных хозяйств (в октябре 1920 г. их было 15 тыс. и они объединяли 800 тыс. крестьян) с помощью правительственного фонда. Этим коллективным хозяйствам было дано право продавать государ­ству свои излишки, но они были так слабы (коллективное хо­зяйство располагало в среднем 75 десятинами пахотной земли, обрабатываемой примерно полусотней человек), а их техника столь примитивна, что эти коллективные хозяйства не могли произвести значительное количество излишков. Только некото­рые совхозы, организованные на базе бывших поместий, обес­печивали серьезный вклад в поставки первостепенной важно­сти (предназначенные для армии). К концу 1919 г. в стране на­считывалось всего несколько сотен совхозов. Продразверстка, восстановив против себя крестьянство, в то же время не удовлетворила и горожан. В 1919 г. по плану пред­полагалось изъять 260 млн. пудов зерна, но с большим трудом было собрано только 100 млн. (38,5%). В 1920 г. план был вы­полнен только на 34%. Горожан поделили на пять категорий, от рабочих «горячих профессий» и солдат до иждивенцев, учи­тывалось и социальное происхождение. Из-за недостатка про­дуктов даже самые обеспеченные получали лишь четверть пре­дусмотренного рациона. Получая полфунта хлеба в день, фунт сахара в месяц, полфунта жиров и четыре фунта селедки (тако­ва была в марте 1919 г. норма петроградского рабочего «горяче­го цеха»), прожить было немыслимо. «Иждивенцы», интелли­генты и «бывшие» снабжались продуктами в последнюю оче­редь, а часто и вовсе ничего не получали. Помимо того, что система обеспечения продовольствием была несправедливой, она к тому же была чрезвычайно запутанной. В Петрограде су­ществовало по меньшей мере 33 вида карточек со сроком дей­ствия не более месяца! В таких условиях расцветал «черный рынок». Правительство тщетно пыталось законодательно бороться с мешочниками. Им было запрещено передвигаться на поездах. Местные власти и силы охраны порядка получили приказ арестовывать любого человека с «подозрительным» мешком. Весной 1918 г. забастовали рабочие многих петроградских заводов. Они требовали разрешения на свободный провоз мешков «до полутора пудов» (24 кг). Этот факт свидетельствовал о том, что не одни кресть­яне приезжали тайком продавать свои излишки, не отставали от них и рабочие, имеющие родных в деревне. Все были заняты поисками продуктов. Участились самовольные уходы с работы (в мае 1920 г. прогуливали 50% рабочих московских заводов). Рабочие бросали работу и по мере возможности возвращались в деревню. Правительство противопоставило этому ряд мер, сим­волизирующих «новое мышление»: введение знаменитых субботников (коммунистических суббот) — «добровольный» труд в выходные дни, начатый членами партии, а затем ставший обязательным для всех. Были приняты такие принудительные ме­ры, как введение трудовой книжки (июнь 1919 г.) с целью уменьшить текучесть рабочей силы и «всеобщая трудовая повин­ность», обязательная для всех граждан от 16 до 50 лет (29 января 1920г.). Самым экстремистским способом вербовки трудящихся было предложение превратить Красную Армию в «трудовую ар­мию» и милитаризовать железные дороги. Эти проекты были выдвинуты Троцким и поддержаны Лениным. В районах, нахо­дившихся во время гражданской войны под непосредственным контролем Троцкого, предпринимались попытки осуществить эти планы: на Украине были военизированы железные дороги, а любая забастовка расценивалась как предательство. После по­беды над Колчаком 3-я Уральская армия стала 15 января 1920 г. Первой Революционной Трудовой армией. В апреле в Казани была создана Вторая Революционная Трудовая армия. Результа­ты оказались удручающими: солдаты-крестьяне были совершенно неквалифицированной рабочей силой, они спешили вернуться домой и вовсе не горели желанием работать. Железнодорожников, привыкших к тому, что их права защищает профсоюз, приводила в ярость необходимость подчиняться во­енным. «Военный коммунизм», рожденный марксистскими догмами в условиях экономического краха и навязанный стра­не, уставшей от войны и революции, оказался полностью несо­стоятельным. Но в дальнейшем его «политическим достижени­ям» была уготована долгая жизнь.