В стране опубликованы "Предложения о продвижении экономической реформы в 2004 году в соответствии с решениями 3-го пленума 16-го съезда КПК", подготовленные Государственным комитетом по делам развития и реформы КНР. В Предложениях подчеркивается необходимость усиления динамики реформы системы распределения доходов и улучшения системы социального обеспечения. После начала проведения политики реформ и открытости в Китае наметилось значительное повышение доходов городских и сельских жителей. Одновременно расширяется разрыв в уровнях личных доходов. Китай сталкивается с большими трудностями в области занятости: по статистике, в последние годы число нуждающихся в новой работе в стране постоянно сохраняется на уровне 24 млн человек. Специалисты предлагают ряд мер для решения проблем увеличения доходов крестьян и трудоустройства, среди которых расширение инвестиций в сельское хозяйство, строгая защита пахотных земель, отмена сельскохозяйственного налога, популяризация всеобщего обязательного образования, введение гибких политических установок в сфере занятости и усиление профессиональной подготовки.

Экономическая безопасность и распределение доходов в Швеции. Структура государства всеобщего благосостояния Государство всеобщего благосостояния в целом сформировалось в Швеции в конце 60-х и в 70-х годах с социальным страхованием в качестве краеугольного камня. Наиболее характерные черты шведской системы социального страхования таковы: большинство выплат являются универсальными в том смысле, что они охватывают все население, хотя многие права должны приобретаться путем предшествующего или текущего участия в труде (так называемая плата за труд); обычно выплаты производятся не по единообразной ставке, а замещают некоторую часть дохода; значение проверки нуждаемости преуменьшено. До недавнего времени уровень выплат был достаточно щедрым, ставки замещения составляли по крайней мере 90% заработка (вплоть до потолка) за исключением пенсионной системы, где они колебались в пределах 65%. Другие типы трансфертов также были довольно щедрыми по международным стандартам — особенно различные формы пособий семьям. Например, годовая компенсация дохода одному из родителей, который остается дома ухаживать за детьми; ассигнования на поддержку одиноких родителей. Однако наиболее характерной чертой шведского государства благосостояния является, вероятно, то, что социальные услуги — такие, как уход за детьми или поддержка престарелых, — обеспечиваются в основном за счет государства (фактически муниципалитетами или региональными властями), а не за счет семей или частного сектора, как в большинстве развитых стран. Это различие проявляется в том, что финансируемое за счет налогов потребление «социальных» услуг, как оно обычно определяется, в начале 90-х годов составляло в Швеции около 20% ВНП по сравнению с 10% в среднем по Европейскому союзу. Во многом благодаря щедрой политике в области благосостояния совокупные расходы государственного сектора колебались с конца 70-х годов в интервале 60—70% ВНП. Для европейских стран ОЭСР данный показатель (средний взвешенный) не превышал 45—50%. Из этих расходов на трансферты обычно приходилось 35—40 процентных пунктов и на государственное потребление — 27—30 процентных пунктов. Если выплаты измеряются как нетто-величина, т. е. из них вычитается подоходный налог, уплачиваемый получателями социальных пособий, то совокупные расходы государственного сектора как доля ВВП в Швеции в начале 90-х годов были на 10 процентных пунктов ниже, чем те же показатели, измеренные в валовых величинах. В нетто-измерении расходы государственного сектора в Швеции были примерно на том же уровне, что и в Бельгии, Дании и Нидерландах — других лидирующих в этом отношении странах Другим способом иллюстрации роли государственных расходов в Швеции является сравнение числа граждан, которые финансируются за счет налогов, с теми, кто финансируется рынком. В первую группу входят те, кто либо работает в государственном секторе (за исключением коммунальных служб и муниципальных корпораций), либо живет в основном за счет различных типов трансфертных платежей. В то время как в 1960 г. соотношение между этими двумя группами составляло 0,38, в 1990 г. оно достигло 1,51, а в 1995 г. — 1,83. По международным стандартам это очень высокое значение. Актуальность таких расчетов состоит в том, что они показывают ту часть взрослого населения и приблизительно тот электорат, чьи доходы практически полностью определяются политическими решениями в области государственных расходов. При попытках объяснить относительно большие расходы государственного сектора в Швеции очень хочется снова сослаться на продолжительное политическое господство социал-демократов. Но тогда придется доказать, что это господство сильно повлияло также на позиции других политических партий, поскольку большинство решений относительно расходов государственного сектора принималось единогласно. Более того, совокупные расходы государственного сектора относительно ВВП почти так же быстро, как прежде, росли в период правления правоцентристских коалиций в 1976—1982 и 1991—1994 гг.; в последнем случае это было результатом глубокого спада. Следует показать также, что относительно раннее старение населения Швеции и резкое увеличение участия женщин в труде усилили политическое давление в направлении увеличения пенсии, субсидирования обеспечения престарелых и обеспечения детей за пределами семьи. Сильное влияние на политику правительства, которое оказывают организованные «группы власти», отражающие корпоративную структуру общества, является другим возможным объяснением огромной экспансии расходов государственного сектора. Третья гипотеза заключается в том, что значительное увеличение численности занятых в государственном секторе является отчасти следствием представления о правительстве как о «работодателе последней инстанции». Можно также предположить, что и быстрый рост расходов государственного сектора, и увеличившаяся прогрессивность налоговой системы в 70-е годы должны были как-то взаимодействовать с международными процессами усиления радикализма политических взглядов, происходившими в то время. Остается только объяснить, почему эти идеологические изменения оказали большее воздействие на Швецию, чем на другие страны. Возможное, хотя и довольно гипотетическое объяснение состоит в том, что новая шведская Конституция 1970 г. позволила новым политическим веяниям влиять на политику быстрее, чем прежде. Данные исследований, сопоставляющих показатели различных стран, также показывают, что подготовка и рассмотрение бюджета в Швеции вплоть до бюджетной реформы в середине 90-х годов велись более небрежно, чем в других развитых странах. Однако, возможно, лучше всего резкую экспансию расходов государственного сектора можно объяснить тем, что конкурирующие политические партии предполагали таким образом приобрести популярность среди электората и различных «групп власти», в то время как негативные воздействия этого процесса на национальную экономику не были вполне очевидны. Итак, можно говорить о чрезмерных усилиях, «переборе» в построении государства всеобщего благосостояния. Успехи в распределении доходов и социальной сфере Распределение годовых располагаемых доходов домашних хозяйств относительно, но не уникально даже в Швеции. Оно постепенно выравнивалось после Второй мировой войны вплоть до начала 80-х годов. Коэффициент Джинни упал с примерно 0,28 в середине 60-х до порядка 0,20 в начале 80-х (для глав домохозяйств в возрасте 25—64 лет), если определять домохозяйства в единицах потребления. Уровень бедности также относительно низок. Более того, низкий уровень детской бедности, вероятнее всего, вносит свой вклад в «равенство возможностей». Большинство тех, кто в течение пяти лет входил в группу с наименьшими доходами (менее 50% среднего дохода), за один год переместились в группу со средними доходами и выше. Одним из показателей (хотя и довольно несовершенным) того, что мероприятия по созданию государства благосостояния и связанные с ними налоги способствовали сжатому распределению располагаемого дохода, служит то, что данное распределение является значительно более сжатым, чем распределение факторных доходов. Более того, домашние хозяйства (включая пенсионеров) с располагаемым доходом ниже уровня бедности, рассчитанного традиционным способом, т. е. составляющего 40—50% среднего дохода, соответствуют только одной пятой такого же показателя, рассчитанного на основе дохода до выплаты социальных трансфертов. Другим показателем важности перераспределений в государстве всеобщего благосостояния является тот факт, что распределение факторных доходов не расширялось в тот период, когда системы налогообложения и выплат стали более прогрессивными, т. е. в 60-е и 70-е годы. В самом деле, распределение факторных доходов также стало более сжатым. Среди исследователей этой области существует единое мнение, что выравнивание факторных доходов было результатом как рыночных сил (особенно увеличения предложения хорошо образованной рабочей силы), так и политики солидарности в установлении заработной платы, проводимой шведскими профсоюзами. Так политика смогла частично повлиять на выравнивание доходов, поскольку проводилась в условиях централизованного установления заработной платы. Хотя, возможно, эту систему следовало бы охарактеризовать как «многоэтажное» установление заработной платы — с последовательными торгами по заработной плате на централизованном, отраслевом уровнях и на уровне предприятий. Кажется, попытки профсоюзных представителей, вовлеченных в переговоры по зарплате на централизованном уровне, уменьшить различия в размере заработной платы оставались более или менее безуспешными вследствие последовательных торгов на более низких уровнях. В 60-е годы политика солидарности в установлении заработной платы в основном была направлена на то, чтобы сократить различия в ее размере для работников приблизительно одного уровня подготовки и умений, занятых в различных производственных секторах. Был провозглашен лозунг «одинаковая плата за одинаковую работу». Впоследствии, особенно на протяжении 70-х годов, цели изменились в сторону уменьшения различий в заработной плате по всем направлениям; скрытым лозунгом этого периода (в несколько утрированном виде) стало требование «одинаковой платы за любую работу». Другими словами, цели изменились от «справедливости» до «равенства». Различия в заработной плате между мужчинами и женщинами были также значительно сокращены. В 1968 г. женщины зарабатывали примерно на 23% меньше, чем мужчины сопоставимых возрастов и образования. К середине 80-х годов разрыв сократился до 11%. На этом уровне он сохраняется до сих пор. Имеющийся разрыв связан скорее с различиями в занятиях и условиями работы мужчин и женщин, чем с различиями в оплате одинаковых занятий и условий работы. Среди исследователей существует также довольно полное согласие в том, что сходные силы, хотя и с противоположными знаками, ответственны за увеличение распределения факторных доходов с начала 80-х годов. Например, в это время произошло небольшое сокращение предложения образованной рабочей силы. Более того, меньшая централизация торгов по заработной плате после 1983 г., кажется, имела меньшее значение для политики солидарности в установлении заработной платы. Фактически же установление заработной платы с 1983 г. обычно происходило на двух нижних уровнях, т. е. отрасли и предприятия. Дальнейшее увеличение дифференциации факторных доходов в начале 90-х годов было также вызвано ростом безработицы. В результате этих изменений возросла и дифференциация располагаемых доходов. Коэффициент Джинни (для доходов домашних хозяйств на единицу потребления) вырос на 3—5 пунктов между 1980 и 1993 гг., однако среди людей в возрасте от 25 до 55 лет это увеличение оказалось меньше. В начале 80-х годов произошло также увеличение числа домашних хозяйств с доходами ниже уровня бедности, если определять бедность в терминах относительных доходов. С начала 90-х бедность несколько выросла и в абсолютных значениях, (постоянная покупательная способность). Мероприятия по созданию государства всеобщего благосостояния имели, конечно, более широкие социальные последствия, нежели улучшение экономической безопасности и влияние на распределение доходов. Например, трущобы, являющиеся рассадниками преступности во многих городах США и Великобритании, в Швеции найти трудно. Пожалуй, их тут даже меньше, чем в других странах европейского континента. Очень хочется предположить, что именно развитие элементов государства всеобщего благосостояния повлияло на это различие, даже если только весьма незначительная часть программ совокупных государственных расходов (поданным) специально предназначена для людей с очень низкими доходами. Однако вряд ли кто-то станет отрицать, что в 80-е и 90-е годы физическое и социальное окружение некоторых шведских пригородов начало ухудшаться. Особенно это коснулось тех из них, где расположены наибольшие скопления муниципального жилья и недавних мигрантов (большинство которых беженцы). Вероятно, мероприятия по созданию государства всеобщего благосостояния имели значительные последствия для экономического роста, экономической эффективности и макроэкономической стабильности.