Бесконечная двойственность присуща не только главному герою, амбивалентен и весь его мир, в наивысшей степени относительный, способный ва мгновение превратиться в свою противоположность.

Оскар весьма высокого мнения о себе, он пытается придать как можно больше достоинства своей жизни и своему рассказу, поэтому че­рез его повествование всегда проходят в качестве учителей, наставников или примеров для подражания личности незаурядные, с которыми он себя так или иначе отождествляет. Они помогают ему постигать мир, становятся для него основными принципами мироздания. Первыми в этом ряду находятся образы Гете и Распутина. В начале романа присут­ствует противопоставление демонического и светлого, затем эта оппози­ция снимается, «две души» живут в Оскаре, у него есть, соответственно, два костюма (костюм царевича и мещанское платье), после совещания с двумя богами (Дионисом и Аполлоном) Оскар даже берет своих люби­мых авторов в путешествие во Францию. Знаменитый эпизод с карусе­лью, которой заправляет Господь, подтверждает слияние образов Распу­тина и Гете. Разум и безумие в равной степени приносят радость или страх в мир. И если в этом мире каждому Распутину еще не противостоит свой Гете, то его следует создать, чтобы «потом подвергнуть его суду». Гармония создается и разрушается одновременно, и в конце романа Гете является уже не светлым образом олимпийца, а отождествляется с Чер­ной Кухаркой.

С Иисусом Оскар сравнивает себя на протяжении всего романа. Ос­кар находит внешнее сходство с фигурой Христа, когда они с матерью посещают церковь Сердца Христова, называет Иисуса своим близнецом, пытается дождаться чуда, для чего вешает свой барабан на шею деревян­ного Иисуса и дает ему в руки палочки. В первый раз чудо не происхо­дит, но во время второй попытки, несколько лет спустя, Оскар видит подтверждение тому, что он является последователем Христа, он находит себе учеников, переживает «второй процесс Иисуса», противостоит ис­кушению. Но четкое различие между Оскаром и Иисусом всегда состоит в том, что распятие Христа означало одновременно и крах мира, и воз­никновение новой жизни, так как последовало воскресение. Для Оскара же спасение и надежда связаны лишь со смертью или, иначе, с возвраще­ние в материнское лоно. Многим критикам и читателям эта параллель и по сей день кажется кощунственной, трактовка ее вызывает противоре­чивые мнения. Многие видят в образе Оскара Антихриста, нам более близко представление об Оскаре как своеобразной попытке Грасса соз­дать фигуру, которая взяла на себя смелость совершить нечто подобное поступку Иисуса, но принять это можно лишь с учетом проблем времени, в котором жил Грасс, и отказавшись от традиционной трактовки принци­пов, лежащих в основе христианской религии.

Несчастье героя, стремящегося к замкнутости, изолированности, одиночеству, вызвано отсутствием у него светлых гуманистических идеалов, попранием им божественных принципов мироустройства, неумением любить, чрезмерной самонадеянностью. Прижизненное бегство в смерть, в убежище, где хозяйствует Черная кухарка, ставшая порождением и неотъемлемой частью больного сознания Оскара, воспринимается как закономерный итог пути главного героя романа Г. Грасса «Жестяной барабан».

Романист прибегает к символическим образам как к активному средству художественного воплощения мировоззренческой концепции. Основанная на представлении общего, типичного через индивидуальное и единичное образная система произведения изображает гибельное состояние мира и человека в нем, проявляющееся в утрате веры (аллюзии, пародирующие библейские сказания), в иллюзорности и абсурдности жизни (сказочно-игрушечная символика), в ее обесценивании (фигура Черной кухарки и цветовые вариации), в отсутствии перспектив культурно-исторического развития (символ круга).

Образ главного героя, притягивающий к себе разрозненные художественные компоненты, придающий концептуальную целостность картине распадающейся реальности, собирает ее осколки лишь для того, чтобы показать их трагическую несоединимость, ведущую к утрате смысла бытия. Хаос, царящий в душе Оскара, повторяет, как в зеркальном отражении, упадническое состояние внешней действительности. Так в романе «Жестяной барабан» создается грандиозная эпопея всеобщего апокалипсиса.

Заключение

«Жестяной барабан» входит в семью великих романов. В нем под бой барабана на наших глазах творится целый мир — сложный и густонаселенный, полный контрастов и противоречий. Но, несмотря на пестроту и необъятность, роман отнюдь не воспринимается нами как мир, где царит хаос, не рождает ощущения ожившей дисперсии без центра или стержня. Потому что перспектива, с которой осмыслен и изображен вымышленный мир, дает барочной сумбурности цельность и связность. Эту перспективу воплощает в себе герой и рассказчик Оскар Мацерат — одно из самых замечательных и смелых творений современной прозы. Его позиция абсолютно оригинальна, светом этой оригинальности и особой иронии пронизан весь рассказ — что является еще и способом утвердить независимость художественной реальности от исторической модели. В своем уродстве Оскар сам по себе уже есть нечто пограничное между вымыслом и действительностью, неправдоподобие его физического облика выступает метафорой того, чем по сути является весь роман: независимого, самостоятельного мира, в котором, однако, преломляясь, отражаются самые сущностные черты мира конкретного, лжи, в чьих хитросплетениях кроется глубокая истина.

Трех лет от роду герой напряжением воли приказывает себе прекратить расти, иными словами, он отвергает мир, в который ему, будь он нормальным человеком, предстояло бы интегрироваться. Но подобное решение, если судить по царящим в этом мире жестокости и абсурду, свидетельствует о неоспоримой мудрости Оскара. Благодаря маленькому росту он пользуется особыми преимуществами, пользуется правом экстерриториальности — то есть менее уязвим для зла и свободен от тех обязанностей, которые лежат на плечах прочих сограждан.

Крошечный рост — убежище, откуда Оскар как никто другой может видеть и понимать происходящее вокруг. Крошечный рост символизирует определенную нравственную позицию — позицию невинного ребенка, устами которого . К тому же эта позиция Оскара в романе особым образом материализована: не будучи соучастником того, что совершается рядом, герой словно защищен невидимыми доспехами, которые позволяют ему невредимым проникать в самые опасные места, живым и здоровым выходить из самых рискованных ситуаций, как, скажем, происходит в одной из самых глубоких сцен книги, в одном из ее кратеров — сцене обороны польской почты в Данциге. Там, в пекле побоища, под выстрелами все время находится маленький рассказчик, он наблюдает, иронизирует, комментирует — с невозмутимостью человека, уверенного в собственной безопасности.

Благодаря уникальности такой позиции свидетельство Оскара обретает своеобразнейший характер. Словно в экзотическом напитке, полном таинственных ароматов, в нем перемешиваются неслыханная наглость и чувствительность, неприятие любой власти и трепетная деликатность, экстравагантность, жесткость и насмешливость. Голос Оскара столь же фантастичен, как и сотворенный героем для поклонения интеллектуальный тотем — гибрид Гёте с Распутиным. Его голос — артефакт, и он оставляет на мире, который описывает — вернее, придумывает, — печать неподражаемо личностного восприятия.