Речь в письме шла о возникновении в ЧССР возможно­сти «контрреволюционного переворота». «В такой тяже­лой обстановке обращаемся к вам, советские коммунис­ты, руководящие представители КПСС и СССР, с прось­бой оказать нам действенную поддержку и помощь всеми средствами, которые у вас имеют­ся. Только с вашей помощью можно вырвать ЧССР из грозящей опасности контрреволюции.

Мы сознаем, что для КПСС и СССР этот последний шаг для защиты социализма в ЧССР был бы нелегким .

В связи со сложностью и опасностью развития обста­новки в нашей стране, просим вас о максимальной засе­креченности этого нашего заявления, по этой причине пи­шем его прямо лично для Вас на русском языке».

Теперь видимость «законности» вооруженного вторже­ния в дружественную страну можно будет обеспечить, прикрывшись фиговым листком «просьбы руководителей братской партии и государства». Гречко почти каждый день встречается с Брежневым. Было решено после ввода войск интернировать все руко­водство ЧССР и привезти его в Москву.

Время «Ч» приближалось. По команде Суслова в советской пе­чати и на телевидении началась подлинная истерия: что не СССР угрожал Чехословакии, а эта небольшая страна представляла смертельную угрозу гиганту. Впрочем, в оп­ределенном смысле так и было. Монолит в виде «социали­стического содружества», распавшийся менее чем через четверть века, мог глубоко «треснуть» и раньше .

С военной точки зрения Москва провела операцию сла­женно и молниеносно. Десанты, танковые колонны, кон­троль над мостами, узлами связи, аэродромами . Все в ду­хе советской наступательной военной теории. Впрочем, никто советским войскам не оказывал сопротивления. Лишь тысячные толпы чехословаков вдоль дорог прово­жали негодующими взглядами и возмущенными возгласа­ми бронированные колонны своих «союзников». Прези­дент Людвик Свобода, понимая бессмысленность воору­женного сопротивления, призвал свой народ проявить му­дрость и выдержку.

Советские парни (такие же жертвы коммунистическо­го режима, как и жители оккупированной ими страны), остановив свои танки и бронетранспортеры на площадях городов, не знали, что делать дальше . Никто не оказывал сопротивления . «Контрреволюционеры» были без ору­жия . У них были только плакаты и слова негодования . Не видно было и западных «инструкторов» .

Уже ранним утром 21 августа зда­ние ЦК КПЧ было в кольце советских десантников. В кабинеты строптивых первого секретаря и некоторых чле­нов Президиума ЦК КПЧ ворвались советские офицеры и через некоторое время предложили следовать за ними. На возмущенные и недоуменные вопросы задержанных следовали однотипные холодные ответы: Это делается в интересах вашей безопасности . В крытых машинах чехословацкое руководство было доставлено на аэродром, где его бесцеремонно впихнули в советские транспортные самолеты. Дубчек, Шпачек, Цисарж, Кригель, Черник, Смрковский и еще несколько человек стали пленниками своего могущественного «союз­ника». Негодование охранников особенно откровенно выражалось по отношению к первому секретарю. В их главах он был не реформатор, а предатель.

На Старой площади в Москве в здании ЦК КПСС в конце августа все ночи напролет тускло светились зашто­ренные окна. Руководство партией и страной растерялось. Прилетел президент Свобода и стал требовать освобож­дения Дубчека и его товарищей. В противном случае ему, старому генералу, не остается выбора. В знак протеста «он может только покончить с собой».

Брежнев, уважавший Свободу за его славное военное прошлое, сидя рядом с чехословацким президентом на ди­ване в своем кабинете, постоянно повторял:

— Успокойтесь, Людвиг Иванович. Все уладится . Уладится . Дубчеку и Чернику нужно для этого лишь осу­дить контрреволюцию .

Генсек едва ли понимал нелепость своих слов о «контр­революции». Наконец, после бесчисленных совещаний в Москве и Праге, в КГБ и ЦК решили начать переговоры «делегаций КПСС и КПЧ». Между двумя политбюро. Пе­реговоры между оккупантами и их пленниками.

Дубчек и его товарищи, пережившие настоящий шок от вторжения, интернирования, грубого обращения, были вынуждены согласиться. Ничего другого не оставалось. К этому же их призвал и Л. Свобода. Выбора у них не было.

Решили составить Соглашение, в котором попытались найти компромиссные решения. В архиве политбюро ЦК КПСС сохранился текст переговоров двух «братских де­легаций», прошедших 26 августа 1968 года. Это четыре десятка страниц «плотной» печати. Я не имею возможно­сти воспроизвести этот протокол, но отдельные фрагмен­ты изложу на двух-трех страницах.

В напряженной тишине за длинным столом уселись Брежнев, Косыгин, Подгорный, Суслов, Кириленко, Гро­мыко, Пономарев, еще несколько советских руководите­лей. По другую сторону были Дубчек, Свобода, Черник, Смрковский, Млынарж, Шимон . Начались тяжелые пе­реговоры, в которых солировали два лидера партий: Брежнев и Дубчек. Правда, вначале вместо Дубчека гово­рил Черник, ибо лидер чехословацких коммунистов после глубокого нервного потрясения чувствовал себя очень плохо.

После многочасовых переговоров, давления, угроз чехословацкая делегация согласилась подписать протокол, означавший конец демократи-ческим реформам в Чехо­словакии.

«К полуночи все было готово, настал момент подписа­ния. Неожиданно распахнулись двери и в зал ворвалось с десяток фотографов и операторов. Тут же, как по приказу, все члены советского политбюро встали и, наклоняясь через стол, пытались обнять сидевших напротив членов чехословацкой делегации. Это напоминало театр абсурда .».

Московская трактовка роли КПСС и характера «неза­висимости» ее союзников получила на Западе название «доктрины Брежнева» Но Брежнев не был автором этой концепции. Он был ее рупором. А доктрина эта ленин­ская, сталинская, коминтерновская, которую Брежнев ре­ализовал в конкретных условиях мятежного поведения од­ного из своих сателлитов.

Характерно, что политбюро ЦК КПСС постаралось примером санкций против Чехословакии предупредить остальных своих союзников: их суверенитет — дело вторич­ное по сравнению с «интернациональным долгом»

Так, в выступлении Брежнева на V съезде Польской объединенной рабочей партии в Варшаве 12 ноября 1968 года прозвучало: «Хорошо известно, что Советский Союз немало сделал для реального укрепления суверенитета, самостоятельности социалистических стран . Но извест­но, товарищи, что существуют и общие закономерности социалистического строительства, отступление от кото­рых могло бы повести к отступлению от социализма, как такового . И когда возникает угроза делу социализма в этой стране, угроза безопасности социалистического со­дружества в целом — это уже становится не только про­блемой народа данной страны, но и общей проблемой, за­ботой всех социалистических стран».

Афганистан

Так произошло во время правления Брежнева и с Афганистаном, южным соседом СССР, с которым у него существовал самый «старый» советский договор 1921 го­да о дружбе и сотрудничестве. Начало брежневской «эры» совпало с активным участием лидера в заморажи­вании «пражской весны», а ее завершение — с началом афганской авантюры. Это весьма символично, ибо, не­смотря на убаюкивающий штиль советского бытия в те­чение целого десятилетия, его руководители никогда не были обременены статьей двадцать девятой последней Конституции СССР: «взаимного отказа от применения си­лы или угрозы силой».