События той поры наложили глубокий отпечаток на взгляды Андропова по отношению к сателлитам Москвы. Он всегда был сторонником в решающую минуту исполь­зовать самые жесткие меры против «контрреволюции». Будущий генсек гордился своим участием в «подавлении мятежа».

В целом биография Андропова — типичная партийная карьера для удачливых советских руководителей. Попав еще в молодости в номенклатурную обойму, Андропов не затерялся на нижних и средних этажах карьеры, а добрал­ся до самой ее вершины.

Работа в КГБ

Андропов, полтора десятка лет воз­главлявший мощную, разветвленную «комитетскую» сис­тему, давно пришел к выводу, что широкая «гулагизация» страны исчерпала себя, она дискредитирует КПСС и СССР в глазах всего мира и, что самое главное, малоэф­фективна.

Тем более что совершенствование машины террора ни­как нельзя совместить с его же утверждением, что социа­лизм в области демократии давно идет «намного впереди самых демократических буржуазных государств».

Андропов оказался тем человеком, который смог осу­ществить известную «либерализацию» «органов», перенеся центр тяжести усилий по изоляции неблагонадежных на контроль за состоянием индивидуального и обществен­ного сознания. Нет, конечно, нередко людей за убеждения сажали, ссылали, выдворяли за границу. Но центр тяжести был перенесен на так называемую «профилактическую работу». Здесь он добился многого: привлек науку к изу­чению тенденций в умонастроениях людей, усилил влия­ние «органов» на партийную сферу, уделял особое внима­ние борьбе за «чистоту» марксизма-ленинизма. Не слу­чайно, что большинство крупных публичных выступлений Андропова связаны прежде всего со сферой духа, где КГБ выступал своего рода государственным интеллектуаль­ным надсмотрщиком.

Мрачную историю ведомства, кото­рое Андропов возглавлял 15 лет, он знал очень хорошо. Как он относился к ней, будучи чекистским наследником? Анализ его выступлений свидетельствует, что Андропов, следуя духу решений XX съезда КПСС, осуждал «неза­конные репрессии», но последовательно отстаивал «пра­во» КГБ контролировать все общество. Именно по ини­циативе председателя КГБ в деятельности могуществен­ного ведомства были существенно изменены акценты: особый упор был сделан на область общественного и ин­дивидуального сознания.

Что касается внешней разведки и контрразведки, вхо­дящих при Андропове в состав КГБ, здесь их активность и традиции были сохранены в наибольшей мере. Хотя по-прежнему были нередки провалы, главным образом из-за перебежчиков. Внешняя разведка, в силу ее массированности и весьма высокого профессионализма сотрудников, обеспечивала советское руководство самой богатой кон­фиденциальной информацией, нередко осуществляла и специальные акции.

Обладая сильным, аналитическим умом, ведя аскетич­ную, замкнутую жизнь, хорошо зная свои кадры, Андро­пов пользовался большим авторитетом у себя в ведомст­ве, как и в высших партийных сферах. Его побаивались, но уважали. Он редко «являлся» на публике, если не счи­тать обязательных присутствий на заседаниях политбюро, всесоюзных съездах, конференциях, и был для многих до­вольно загадочной личностью.

Андропов оставил гораздо меньше архивных докумен­тов, особенно личных, чем его предшественники. Дело в том, что большая часть этих материалов под грифом «Особой важности» хранилась в архивах КГБ. Но многие свои пометы председатель вел в записных книжках, поче­му-то очень маленьких размеров (видимо, для того чтобы носить их в случае надобности в кармане), календарях-блокнотах, на отдельных листках бумаги. Но верный че­кистской традиции председатель КГБ в этих личных доку­ментах был чрезвычайно скуп на откровения.

Андропов был сугубо кабинетный руководитель с ана­литическим уклоном. Он редко выезжал на места, в про­винцию, бывал почти исключительно только в социалис­тических странах, очень редко показывался на телевиде­нии и мало встречался с прессой. Во многих смыслах он был классический чекист ленинской школы. Но вместе с тем Андропов уделял значительно больше времени и внимания аналитической работе, изучению новых тенденций в развитии общества, положению и настроениям в среде интеллигенции и деятелей культуры.

Все знавшие Андропова отмечали у него манеры неумного старомодного интеллигента. Он всегда смотрел прямо в глаза и не отводил взгляд, как Черненко. Никогда не кричал, как Хрущев, не «матерился», как Горбачев, не любил много говорить о себе, как Брежнев.

Теперь в деятельности КГБ большое место (и в этом нема­лая роль Ю.В. Андропова) занимают политические, идео­логические, военно-технические, «профилактические» вопросы. По сути Комитет государственной безопаснос­ти при очевидном отказе от массовых репрессивных мер, что было обычным в сталинскую «эпоху», тем не менее все больше и больше превращался в государство в госу­дарстве. Фактически его, комитет, в полной мере не мог контролировать даже ЦК КПСС, ибо, кроме генерально­го секретаря, заведующего административным отделом и двух-трех членов политбюро, никто не имел права «совать свой нос» в чекистские дела. Благодаря Андропову КГБ резко усилил деятельность внешней разведки и контрраз­ведки, обратив при этом особое внимание на добывание информации военно-технического характера. Во внутри­политической деятельности приоритетной сферой дея­тельности КГБ стала борьба с так называемым «дисси­дентством», а точнее, с инакомыслием. Именно Андропов одобрил многочисленные суды над правдолюбцами и бор­цами за права человека: Григоренко, Горбаневской, Амальриком, Гинзбургом, Буковским, Щаранским, Гамсахурдиа, Черновилом и другими. Он, председатель, не за­бывал «венгерских уроков». Там начиналось, напоминал Андропов, с «послаблений смутьянам».

Некоторые «эпизоды» из биографии пя­того по счету «вождя» КПСС и СССР, когда он был гла­вой на Лубянке. Это был, как его некоторые называли на Западе, да и у нас, «либеральный чекист». Нельзя отри­цать, что его отличали от своих предшественников широ­та мышления, аналитические способности, личная скром­ность, незаурядный ум. И тем не менее это был до мозга костей Чекист ленинской школы. Он быстрее других при­спосабливался к новому времени, - глубже других осозна­вал приближение кризиса, видел главную угрозу строю не только в стагнации экономики, но и в росте мятежности духа все большего количества людей.

По своему душевному складу, профессии, убежденнос­ти Андропов тем не менее не мог предложить ничего спа­сительного ни обществу, ни партии, такого, что выходило бы за ортодоксальные рамки ленинской доктрины. Он был глубоко ортодоксальный Чекист. И такой человек на очень короткий исторический миг стал лидером гигант­ской, великой страны. Даже если бы он прожил дольше, с этими методами и мировоззрением Андропов ничего кар­динально и позитивно изменить не мог. Крушение боль­шевистской, чекистской системы нельзя было предотвра­тить административными способами. А на принципиаль­ные, глубинные реформы Андропов не был способен. Новому генсеку не суждено было начать Реформацию в СССР. Чекистское, полицейское видение мира — эфемерный базис для радикальных перемен к лучшему.