Через несколько недель после начала войны состоялось решение Пятигорского горисполкома о временном закрытии в городе музеев, в том числе «Домика», но в отношении «Домика» это решение вскоре было отменено.

«Домик» начал работать. 2 сентября 1941 года был издан приказ Наркома просвещения В.П. Потемкина об обеспечении бесперебойной работы политучреждений, в том числе музеев, «в целях улучшения ее в военное время», под угрозой привлечения к ответственности лиц, «допускающих их закрытие или бездействие».

Но ассигнования на содержание музея, естественно, сократились до минимума. Уменьшился штат сотрудников. Понизилось число посетителей, и резко изменился их состав. Вместо шумных групп школьников, оживленных экскурсий курортников приходили эвакуированные из западных областей СССР, беженцы, приходили раненые из госпиталей.

Значение в то суровое время «Домика Лермонтова» хорошо определено в одной из записей 6 сентября 1941 года:

«Заброшенный войной далеко от своей родины – Бессарабии, чувствую особенное душевное удовлетворение, посетив «Домик Лермонтова», – место, где жил и творил мой любимый поэт. В тиши его и моя душа отдохнула от всех невзгод».

Стены «Домика» не раз слышали, что, побывав в «последнем жилище поэта, так много страдавшего», люди уходили ободренные, с просветленной душой, успокоенные.

Что же действовало на этих людей, испытывавших так много страданий, но не согнувшихся под их бременем? Тишина ли «Домика» и сада? Трагическая ли судьба поэта? Или его мужество, беззаветная любовь к Родине? А может быть, то, о чем сказал Дмитрий Светлов в записи 20 июня 1942 года: «Каждый, посетивший «Домик» – этот очаг великой русской культуры – становится морально чище, культурнее».

В книге впечатлений часты записи: «Проездом на фронт посетил «Домик» .»

Бывало, мерный звук твоих могучих слов

Воспламенял бойца для битвы .

Стихи Лермонтова и в дни Великой Отечественной войны выполняли то же высокое назначение. Об этом тепло и образно говорил в своих стихах лейтенант Николай Карпов:

Поэт-трибун, ты нас в атаку водишь!

Твой верный друг – народ, ты – не один .

Стихотворение Н. Карпова датировано 13 ноября 1944 года. Оно было прислано в музей с обратным адресом полевой почты.

Чувства бойцов хорошо выражены также в записи капитана Андреева, сделанной в книге посетителей музея 26 июля 1942 года: «В дни Отечественной войны особо приятно посетить одно из мест русской культуры. Уезжая на фронт, еще с большей силой буду драться с гитлеровской бандой – разрушителями культуры, которую ценит и создает свободолюбивый народ».

Преклонением перед гением Лермонтова проникнуты слова лейтенанта Быкова: «Мне хочется выразить то удовлетворение, которое получают все посетители. Сколько энергии, сколько патриотизма у великого поэта. Его любовь к Родине и ненависть к врагам еще больше вдохновляют нас на великие подвиги в борьбе с ненавистным врагом».

Такие записи заполняли в годы войны сотни страниц книг для отзывов о работе музея и маленький коллектив сотрудников «Домика» работал, понимая свои задачи, свою возросшую ответственность.

«Прекрасную инициативу проявили работники «Домика-музея Лермонтова», – писала 26 мая 1944 года «Пятигорская правда». «Они побывали во многих госпиталях, провели там беседы о великом русском поэте Лермонтове, устроили выставки экспонатов своего музея».

Уж постоим мы головою

За родину свою!

Эти строки из лермонтовского «Бородино» были начертаны крупными буквами на кумаче, повешенном над входом в музей. Они стали лозунгом в дни войны.

XVIII

Что, в конце концов, были все те невзгоды в жизни «Домика», которые он претерпел за сто лет своего существования, перед реальной в годы Великой Отечественной войны угрозой – быть уничтоженным!

Опасность нависла над музеем, когда вражеские самолеты в конце лета 1942 года начали сбрасывать на Пятигорск бомбы. Было отмечено, что фашисты бомбят не только военные объекты и промышленные здания, но и просто группы советских людей. А к «Домику» в эти дни так тянулся народ . В саду часто собиралась густая толпа выздоравливающих раненых из близлежащих госпиталей. Это могло в любую минуту привлечь внимание немецких летчиков.

Но еще грознее сделалась опасность, когда захватчики прорвались на земли Ставрополья. Фронт приближался к району Кавказских Минеральных Вод. С боями отходили советские войска, эвакуировались госпитали, городские учреждения, жители Пятигорска .

А мы? Сотрудники музея твердо знали: «Домик» оставить нельзя! Экспонаты музея не удалось вывезти в безопасное место, и они нуждались в охране. Но даже если бы они и были вывезены, ведь оставался «Домик». О нем-то в первую очередь и предстояло позаботиться. В трудную для Родины годину нельзя было позволить разорить эти дорогие стены, хранившие память великого поэта.

Коллектив «Домика» чувствовал ответственность и за экспонаты Ростовского музея изобразительных искусств.

Этот музей в декабре 1941 года был эвакуирован в Пятигорск. Вывезти его дальше в осложнившихся условиях военной обстановки на Кавказе оказалось невозможным. Двадцать шесть ящиков – большинство из них огромной тяжести – с картинами, скульптурами и другими экспонатами нашли временный приют в одном из сараев Лермонтовской усадьбы. С приближением фронта к Пятигорску хранитель музея эвакуировался . Ростовские экспонаты оказались на попечении коллектива «Домика Лермонтова», состоявшего в те дни из трех женщин – директора и двух научных сотрудниц М.Ф. Николевой и Н.В. Калиевой. Впрочем, в трудное военное время научные сотрудники выполняли в музее все обязанности – от дежурства в кассе до проведения экскурсий по «Домику».

О Маргарите Федоровне Николевой следует несколько слов сказать особо. Человек передовых революционных взглядов, большой образованности, она в юности была близким другом Ф.Э. Дзержинского, знала В.И. Ленина и, будучи петербургской курсисткой, помогала нелегально распространять ленинские брошюры; была близка с Н.К. Крупской, переписывалась с нею. Много лет жизни Николева посвятила изучению творчества Лермонтова, написала о нем книгу. Ко времени, о котором идет речь, она – персональная пенсионерка весьма преклонных лет – была эвакуирована из блокированного Ленинграда в Пятигорск. Кроме М.Ф. Николевой в лермонтовской усадьбе нашли приют ее племянница Н.А. Лискун, научный сотрудник Пушкинского дома Л.Н. Назарова, доктор Макашина из Ростова и еще какой-то ленинградский журналист с женой (фамилию его я забыла). В большом, выходящем на улицу доме была квартира директора музея. Накануне вступления гитлеровцев в Пятигорск в одной из комнат этого служебного дома была поселена Н.В. Капиева с семьей. Таким образом, были люди, готовые охранять «Домик».

Сотрудники музея создали маленький «штаб», тогда никак не окрещенный, а позднее, после освобождения Пятигорска, кем-то названный «Штабом спасения «Домика Лермонтова». Разработали план: 1. Вывеску над воротами снять. 2. В «Домике» поселить тех, кто в эти дни обитал в Лермонтовской усадьбе. Кабинет Лермонтова сохранить неприкосновенным, придать ему вид чего-то вроде кладовой, нагромоздить там старую мебель, пустые ящики. 3. Наиболее ценные экспонаты, рисунки, утварь и т.д. надежно спрятать. 4. Установить во дворе музея круглосуточное дежурство сотрудников и друзей «Домика».