На его месте возник немедленно другой.

Несмотря на всю классическую скупость испанского двора и собственную вялость. Карл II собрал наконец на берегах испанских Нидерландов небольшой корпус войск; нанято было несколько транспортных судов; слу­хи о близкой экспедиции получили некоторую основа­тельность; английские роялисты с жаром просили о ней/ обещая восстать всей массой. Роялистские движения по­явились сразу в нескольких местах: на севере, юге, запа­де, в самом Лондоне. Но — звезда и теперь не изменила Кромвелю — между заговорщиками оказался изменник. Надзор и репрессалии усилились. Никогда тюрьмы не были так переполнены: число заключенных за поли­тические преступления простиралось до двенадцати ты­сяч человек! Начался суд в особой комиссии—настоя­щем революционном трибунале, где чувство самосохра­нения заменяет все законы и диктует все меры.

Эти заговоры заставляли задумываться. Общество/ все, целиком, не замедлило дать почувствовать Кромвелю все свое неудовольствие его ссорами с парламентом. Протек­тор требовал у муниципального совета ссуды, но Сити,

которая всегда доставляла деньги парламенту, нашла их для Кромвеля так же мало, как некогда для Карла I. Дело дошло даже до задержек в уплате пошлин, утвержден­ных в последнюю сессию. На какой же успех можно было рассчитывать при взимании податей, никем и никогда не утвержденных?

Будущее в таких обстоятельствах не предвещало ни­чего доброго. Большинство сторонников Кромвеля уже настойчиво задавали себе вопрос, сформулированный его же сыном Генри: «Не зависит ли все от одной только личности отца, от его искусства, от привязанности к нему армии/ и не возгорится ли кровавая война, когда его не будет?»

Но и эта единственная опора была уже надломлена. Одно из близких к Кромвелю лиц старается доказать, что попытка управлять государством без парламента надор­вала его жизненные силы. Несомненно, что неудача его планов болезненное возбуждение. Он по целым неделям перестал показываться даже в кругу сво­ей семьи.

А ведь он любил ее и прежде все свое время прово­дил с нею.

Семейство Кромвеля было центром и главным элемен­том его двора. Он вызвал в Лондон сына Ричарда и сде­лал его членом парламента, тайным советником и чле­ном Оксфордского университета. Второй сын его. Ген­ри, управлял Ирландией и часто навещал отца. Зять его, Джон Клейполь, человек аристократических нравов, лю­бивший удовольствия роскошной жизни, был так же, как и сам Ричард — будущий протектор/ в коротких отно­шениях со многими кавалерами. По выходе замуж по­следних двух дочерей Кромвеля за лорда Оральконбриджа и Рича вокруг него собрались четыре юные семейст­ва, богатые/ стремившиеся наслаждаться и услаждать приближенных людей блеском своей жизни.

Сам Кромвель любил общественное движение, бле­стящие собрания, особенно музыку, и находил удоволь­ствие в привлечении к себе артистов. Вокруг дочерей его образовался двор многолюдный и одушевленный. Только одна из них, леди Флитвуд, пламенная и строгая республиканка, мало принимала участия в этих пирах и скорбела о «монархическом» и светском увлечении, которое преобладало как в доме, так и в политике про­тектора.

Но все это было и прошло. Кромвель стал мрачен, стал избегать людей. В нем развилась мучительная по­дозрительность, не дававшая ему покоя ни днем, ни ночью. Он постоянно был вооружен и имел на себе латы;

выезжая/ брал с собою в карету несколько человек и ок­ружал себя конвоем; ездил очень скоро, часто изменял направление и никогда не возвращался домой той же дорогой/ по какой ехал из дому. В Уайтхолле у него было несколько спален и в каждой из них—потайная дверь. Он выбрал из своей кавалерии 160 человек/ вполне ему известных/ назначил им офицерское жалованье и обра­зовал из них восемь взводов, которые по двое постоянно составляли вокруг него охранную стражу. Та ясность и самостоятельность ума, та страстность и смелость чувст­ва, которые были так привлекательны в Кромвеле/ по-видимому, совершенно исчезли.

Вокруг него теснились уже призраки смерти.

В 1654 году он лишился своей матери, Елизаветы Стю­арт, женщины умной и доброй, к которой постоянно испытывал глубочайшее уважение. Она не доверяла поло­жению сына и делила с ним его величие не иначе, как с чувством скромности и даже сожаления о прежней ти­хой деревенской жизни! Он с трудом убедил ее поселить­ся во дворце. Она жила там в непрерывной тревоге/ каж­дый день ожидая какой-нибудь катастрофы и вскрики­вая всякий раз/ когда слышала выстрел: «Убивают моего сына!» . Зимою 1658 года дочь Кромвеля Франциска в конце третьего месяца замужества лишилась мужа Робер­та Рича/ которому было не более 23 лет. Спустя три ме­сяца умер граф Варвик, близкий друг Кромвеля. Едва прошло затем несколько недель/ и новый/ еще более жес­токий удар уже готов был поразить его. Его любимая дочь леди Клейполь уже давно слабела и страдала: она поселилась в отдаленном дворце, чтобы там пользовать­ся воздухом и деревенским спокойствием. Замечая, что ей становится все хуже и хуже, Кромвель сам переехал туда, чтобы заботиться о ней лично и постоянно.

Часто, измученный работами и дрязгами государ­ственной жизни/ любил он отдыхать возле нее — столь чуждой той борьбы, тех насилий, которыми была уже

полна его жизнь. Но это наслаждение теперь преврати­лось для него в горькую печаль: сложная и неопределен­ная болезнь леди Клейполь развивалась быстро, с ней начались нервные припадки, во время которых она пе­ред глазами отца то обнаруживала свои жестокие стра­дания, то не могла сдержать детской тоски и грусти по нем. Перед смертью страшные галлюцинации тревожи­ли ее, ей виделась окровавленная фигура короля, тре­бующая мщения.

Сила Кромвеля была сломлена. Он перестал занимать­ся государственными делами. Дела мирские, политиче­ские вопросы/ даже интересы самых близких лиц пропа­дали из поля его зрения по мере того/ как сходил он со сцены жизни. Его душа обратилась на самое себя и, при­ближаясь к той стране, откуда никто не возвращался, за­давала себе другие вопросы, а не те/ которые волновали людей у его постели. 2 сентября 1658 года после сильней­шего пароксизма/ сопровождавшегося бредом, он при­шел в сознание; его капелланы сидели вокруг. «Скажите,— обратился он к одному из них,— может ли человек утерять надежду на милосердие?» — «Это невозможно». «В таком случае, я спокоен,— сказал Кромвель,— пото­му что раз испытал на себе милосердие». Он отвернулся и стал молиться вслух. «Господи я — ничтожное созда­ние. Ты сделал из меня орудие воли Твоей; этот народ желает, чтобы я жил: они думают, что им оттого будет лучше и что это обратилось бы во славу Твою! Другие хотят/ чтобы я умер. Господи! Прости им всем и, каково бы ни было Твое Соизволение обо мне, ниспошли на них свое благословение . Тебе же честь и слава во веки ве­ков . Аминь! »

3 сентября была годовщина его побед при Дунбаре и Ворчестре. Этот день он называл счастливым. В этот же день, в четвертом часу пополудни, он был уже мертв.

Заключение:

Режим протектората при всем этом был тесно связан с лично­стью и авторитетом Кромвеля. Как только он скончался (3 сентября 1658 г.), режим попал в тяжелое кризисное состояние безвластия. Назначенный преемником отца Ричард Кромвель не сумел удер­жать власть и стал политической игрушкой в руках генералитета. В1659 г. его вынудили отречься от звания и восстановить условную республику. Общественное недовольство и режимом индепендентов, и безвластной республикой одновременно стало настолько значи­тельным, что вопрос о восстановлении монархии и исторической конституции в стране стал в область практической политики. Рево­люция исчерпала себя.