Елизавета Петровна в Зимнем дворце отслужила молебен. Были вручены награды. П.С.Салтыкова произвели в фельдмаршалы, генерал-лейтенанту В.В.Фермору и генерал-аншефу Броуну были даны земли в Лифляндии, П.А. Румянцев получил орден Александра Невского, генерал-майору Панину и генералу Лаудону были преподнесены шпаги, украшенные бриллиантами, Награды прислала и императрица Австрии Мария Терезия. 5 августа русская армия перешла Одер. Союзные войска плохо помогали ей в наступательной операции. 3 января 1760 г. Салтыков выехал в Санкт-Петербург, чтобы согласовать план будущей кампании.

31 мая главнокомандующий возвратился к армии, которая стояла в Мариенбурге. В августе русские войска отступили к своим границам, так как Фридрих II, соединив разрозненные силы, возвратился в Силезию. К тому же Салтыков сильно заболел. 18 сентября командование войсками принял снова Фермор. Вскоре русские войска взяли Берлин. Этот город заплатил победителям 200 тысяч[55] талеров на содержание войска и выплатил 1,5 миллиона рублей в виде контрибуции. Военные предприятия города были разорены. Вся Европа, кроме Великобритании, поздравила Россию с новой блистательной победой.

Оставив Берлин, русская армия отошла на зимние квартиры к Висле. Новым главнокомандующим был назначен А.Б.Бутурлин. Начали думать о мирных переговорах. Россия хотела приобрести Восточную Пруссию, чтобы поменять ее на Курляндию. Но западные страны всячески воспрепятствовали этому. Елизавета объявила, что будет упорно продолжать войну, даже если ей придется продать половину своих платьев и бриллиантов.

Настал 1761 г. — последний год царствования Елизаветы Петровны. Снова шли разговоры о мире. Война требовала огромных средств. Франция предложила условия мирных переговоров, началось их обсуждение. К тому же Бутурлин не совсем удачно действовал в Пруссии.

Фридрих II попал в тяжелейшее положение, Последний союзник — Великобритания покинула Пруссию. После ряда крупных поражений Фридрих II уже не мог оправиться. Его страна была опустошена, войско потеряло боевой настрой, лучшие офицеры пали на полях сражений или были взяты в плен. Фридрих II не мог примириться с поражением, но и реальных действий он в этой ситуации не мог предпринять.

3.4 Придворная жизнь

Как уже говорилось, Елизавета была очень приятна в общении, остроумна, весела, изящна, и окружавшим императрицу невольно приходилось следовать ее примеру, чтобы оставаться в фаворе. Само по себе это способствовало развитию высшего русского общества, вступившего на путь европейской утонченности. Разумеется, что до парижского эталона было пока далеко, однако, по сравнению с аннинским двором, прогресс был заметным и впечатляющим. Правда, и платить за него приходилось немалую цену. Известно, что Елизавета имела слабости, которые недешево обходились государственной казне. Страсть к нарядам и к уходу за своей красотой у императрицы граничила с манией. Долгое время вынужденная стеснять себя в этом смысле по экономическим соображениям, она со дня восшествия своего на престол не одела двух раз одного платья. Танцуя до упаду и подвергаясь сильной испарине вследствие преждевременной полноты, императрица иногда по три раза меняла платье во время одного бала. В 1753 году[56] во время пожара в одном из ее московских дворцов сгорело 4000 платьев, однако, после ее смерти в ее гардеробах их осталось еще 15 000, а, кроме того, два сундука шелковых чулок, тысяча пар туфель[57]. Елизавета поджидала прибытия французских кораблей в Санкт-Петербургский порт и приказывала немедленно покупать новинки, привозимые ими, прежде, чем другие их увидели. Она любила белые или светлые материи с затканными золотыми или серебряными цветами. Гардероб императрицы вмещал и коллекции мужских костюмов. Она унаследовала от отца любовь к переодеваниям. За три месяца после своего прибытия в Москву на коронацию она успела, по свидетельству Ботта, надеть костюмы всех стран мира. Впоследствии при дворе два раза в неделю происходили маскарады, и Елизавета появлялась на них переодетой в мужские костюмы - то французским мушкетером, то казацким гетманом, то голландским матросом. У нее были красивые ноги, по крайней мере, ее в этом уверяли. Полагая, что мужской костюм не выгоден ее соперницам, она затеяла маскированные балы, на которые все дамы должны были являться во фраках французского покроя, а мужчины - в юбках с панье.

"Ассамблеи", введенные Петром I, были оставлены ближайшими его преемниками. Елизавета возродила этот обычай наряду с другими, но от прежних собраний, где царила скучная атмосфера казенного праздника, осталось одно название. Теперь законом стали французские образцы и французская грация. После государственного переворота совершилась еще и другая революция: ее создали торговцы модными товарами и учителя танцев. В елизаветинскую эпоху дворянству привился вкус к развлечениям и утонченным удовольствиям. Все виды изящества и роскоши получили быстрое развитие при русском дворе. Главному повару Фуксу положен был оклад в 800 рублей, что по тем временам было огромной суммой. Правда и то, что это был едва ли не единственный хороший повар на весь Петербург. Императрица любила хорошо поесть и знала толк в вине[58].

Не оставалась без внимания и духовная пища. Уже во время своей коронации Елизавета велела выстроить в Москве оперный театр. Оперные представления чередовались с аллегорическими балетами и комедиями. В 1757 г. оркестр придворной капеллы увеличился в 4 раза по сравнению с 1740 годом[59]. При Елизавете Петровне на русской сцене стали ставить отечественные пьесы на местные сюжеты. Первым русским драматургом считается Александр Сумаков, а его пьесы на древнерусские сюжеты "Хорев"(1747) и "Синав и Трувор"(1750) были необычайно популярны[60].

Впрочем, иноземные наблюдатели, а в особенности французы, отмечая эти новшества, жаловались на то, что изобилие роскоши не покрывает недостаток вкуса и изящества. В общественных собраниях по-прежнему царила скука, мало было живости и остроумия, которые одни и могли придать раутам прелесть. Любя веселье, Елизавета хотела, чтобы окружающие развлекали ее веселым говором, но беда была обмолвиться при ней хотя бы одним словом о болезнях, покойниках, о прусском короле, о Вольтере, о красивых женщинах, о науках, и все большею частью осторожно молчали. Собственно, и роскошь по европейским меркам во многом оставалась мишурной. Настоящих дворцов, удобных для проживания, еще не было. Несмотря на свою позолоту, они скорее напоминали палатки Золотой Орды. В них не жили, а, по выражению Дугласа, скорее стояли на биваках. Строили их с изумительной быстротой, буквально за считанные недели, но при этом забывали о комфорте. Лестницы были темными и узкими, комнаты - маленькими и сырыми. Залы не отапливались. Угнетали шум грязь и теснота. В будничном обиходе царили неряшливость и каприз; ни порядок придворной жизни, ни комнаты, ни выходы дворца не были устроены толково и уютно; случалось навстречу иноземному послу, являвшемуся во дворец на аудиенцию, выносили всякий сор из внутренних покоев.